История православной церкви в советский период (1917)

Е.С. Митыпова

"История православной церкви в советский период (1917)

Взаимоотношения церкви и государства со времени установ­ления Советской власти были определены основополагающим дек­ретом, принятым 20 января 1918 г. Совнаркомом РСФСР "О свободе совести, церкви и религиозных обществах", впоследствии известным под названием "Об отделении церкви от государства".

Еще в июне 1917 года в Москве на Всероссийском съезде ду­ховенства и мирян князь Трубецкой, когда возник вопрос об отделе­нии церкви от государства, предупреждал, что отделение церкви от государства - есть полное упразднение церкви, которое не должны допустить. Эти прогнозы, как мы убедились, на самом деле оправда­лись в действительности в полной мере

Безусловно, этот декрет встретил определенное противодейст­вие со стороны духовенства, знаменитое послание патриарха Тихо­на, не согласного с этим декретом и политикой Советской власти, положило начало непримиримой борьбы государства с церковью. Созданная в апреле 1918 года Междуведомственная комиссия при Наркомюсте по внедрению и применению декрета, положила начало процессу отделения, хотя эта комиссия просуществовала недолго -до 1924 года, но результаты были оглушительными: в европейской части России совершались аресты священников, казни, расстрелы, разгон монашеской братии с монастырей и изъятие церковных цен­ностей. Пришлось явные перекосы в политике сглаживать, так поя­вилось циркулярное письмо ЦК РКП(б) за подписью И. Сталина в 1923 году, где говорилось о воспрещении необоснованных закрытий церквей и запрете арестов религиозного характера".

Процесс запрещения церкви продолжался под руководством Наркомата внутренних дел в соответствии со 170 статьями ведомст­венной инструкции, практически церковь была поставлена вне зако­на государства, шло строгое ограничение деятельности религиозных организаций. К примеру, циркуляр ВЦИК 20-х годов, направленный местным органам, предписывал: "Воспретить на религиозных соб­раниях и съездах сектантов обсуждение и решение вопросов, не имеющих отношения к религии и религиозному культу, как-то во­просов: экономических, политических, культурно-просветительских.

Хотя Русская православная церковь приняла определение "Об охране церковных святынь от кощунственного захвата и поругания", но и это решение не смогло остановить маховик государственной машины, поставившей целью уничтожение храмовых сооружений и изъятие культовых ценностей.

В Забайкалье же реальное воплощение декрета в жизнь раз­вернулось в полную меру только после отступления войск Колчака и атамана Семенова. Репрессивные меры коснулись в первую очередь священнослужителей, относящихся враждебно к Советской власти. К примеру, священник Харацайской церкви Зуйков Дмитрий Алек­сеевич на допросе отвечал, что к факту прихода Советских войск в Джидинский район отнесся враждебно, когда продовольственные комиссары изымали излишки продовольствия у населения, агитиро­вал, чтобы не сдавали продукты, прятали и говорил, что Советская власть долго не просуществует. За проведение контрреволюционной агитации был арестован и препровожден в Иркутский губчека. За участие в заседании городской думы при решении вопроса о вво­де китайских войск в Кяхту для противодействия Красной армии настоятель Успенской церкви Чернышев Александр Арсеньевич, наряду с другими членами думы; был арестован. По такой же схеме за пособничество белой армии и японским войскам был арестован Пляскин Евгений Иванович, священник села Шергино Кабанского района, хотя на допросе отвечал, что на предложение японцев о пре­доставлении здания храма для ночлега войск им было отказано.

Неизвестно количество священников, подвергшихся арестам за монархические взгляды и поддерживающих войска белой армии, по всей вероятности, значительная часть была арестована, также многие ушли вслед за белой армией в Китай и Монголию.

Следующим шагом в деле воплощения декрета в жизнь стало разделение духовенства на обновленцев и староцерковцев (тихоновцев), сторонников патриарха Тихона. Обновленческое дви­жение, скорее всего - организованный раскол, предпринятый госу­дарством среди духовенства всех конфессий с 1922 года, внесший сумятицу во внутрицерковную жизнь. Здания храмов и религиозные

общины уже подразделялись на обновленцев, относящихся лояльно к существующей власти и староцерковцев.

По данным статистики по Российской федерации на 1928 год (без автономных республик) Русской православной церкви (тихоновцам) принадлежало 29.584 церквей и соборов, из них было передано другим организациям 601 молитвенное здание, а неисполь­зуемых было 423. Обновленцам принадлежало 3.411 церквей, из них другим организациям 31, неиспользуемых 16. Эти данные составле­ны НКВД РСФСР на основании информации (зачастую неполной) местных органов Наркомата (128).

По Бурятии соотношение обновленческих и староцерковных храмов было таким же как и по Российской федерации. Из восьми православных храмов в городе Верхнеудинске, три относилось к об­новленческому толку - это Одигитриевский кафедральный собор, Спасская церковь и Свято-Вознесенский храм за рекой Удой. Это разделение, безусловно, было формальным, так как духовенство пы­талось хоть каким-то образом сохранить действующие церкви.

Насколько непростое было положение у духовенства, принад­лежащего к обновленцам, постоянно находящегося под пристальным вниманием административных органов новой власти, пользующейся методами силового давления видно из протокола допроса архиерея Троицкой церкви города Кяхты Георгиевского Георгия Петровича в 1927 году:" У меня как Викарного епископа Постановления обнов­ленческого съезда нет, а имеется Деяние Всероссийского собора 1923г., в котором власть существующая признается доступной пре­клонения, как данная Богом, заботящейся, главным образом, о бед­ных и обездоленных и о равенстве всех и никаких намеков на отно­шение верующих к Коммунистической партии не имеется. Компартия - партия политическая, а мы с политикой ничего общего не име­ем."

В 1929 году за подписью Кагановича направляется на места специальное письмо "О мерах по усилению антирелигиозной рабо­ты", которое фактически поставило церковь вне закона , в это время так и не был законодательно решен вопрос о религиозных культах, а ограничивались инструкциями, предписаниями.

Начинается массовое закрытие церквей под различными пред­логами, например, что религиозные общества запоздали с регистра­цией, здания не ремонтируются и т.д.

По Бурятии первыми закрываются наиболее крупные церкви в городах и на железнодорожных станциях, на взгляд новой власти, занимающих ключевые позиции для ведения контрреволюционной деятельности. Одним из первых был закрыт Одигитриевский кафед­ральный собор, по мнению членов ликвидационной комиссии, зда­нию храма грозил обвал, так как появилась трещина от фундамента до колокольни. По Постановлению ЦИК БМАССР от 1 ] ноября 1929 года здание собора ликвидировано со всем имуществом. Действи­тельно, в 1870 году появилась трещина в результате землетрясения, но как известно до сих пор это здание служит обществу. С 1929 по 1934 годы здание собора занимали рабочие курсов стройкадров, которые были мобилизованы для строительства промышленных предприятий г.Кяхты, стоящего на самой границе с Монголией. Эта цер­ковь закрыта постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 8.1929 года, а редкостная и чудотворная икона Споручницы грешных сдана на хранение в государственный банк.

Особой стороной в истории ликвидации церковных зданий явилось снятие колоколов и передача их для "нужд индустриализа­ции", практически по всей России колокола с церквей были сняты и отправлены на переплавку. Так, по городу Верхнеудинску в течение двух дней пожарниками города были сняты колокола, в газете поя­вилась заметка: "Колокола со всех церквей горда сняты. Промыш­ленность получила около 16 тонн меди-лома.... колокола уже погру­жены в вагоны и отправлены как медь, лом в адрес рудметторга для использования в промышленности. Снято всего 30 колоколов, об­щим весом 1336 килограмм. С Вознесенской церкви сняты 4 колоко­ла, с бывшего женского монастыря 7 колоколов, колокола с бывшего женского монастыря снимались под крики "ура" школьников и со­бравшегося населения. Сами монашки снимали колокола. В числе снятых колоколов с собора самый большой весом 1720 кг. и другой 1300 кг. Со Спасской церкви снято 7 колоколов, с Троицкой церкви 4 колокола и с костела 2 колокола", в связи с этой акцией, проводимой административной частью города, храмы остались без колоколов, наверное, поэтому Спасская церковь спустя несколько лет была взо­рвана. Старожилы помнят, что в начале 1936 года ее взорвали, об­ломки храма еще долгое время лежали по подворьям. Сегодня ста­рожилы вспоминают, что после всех этих событий, в 1936 году было большое наводнение в городе, воды реки Уды в пойменной части вышли из берегов, высота воды достигала до 1 метра. Или же в Турунтаевской церкви не могли в течение двух дней снять колокола, и когда только, видимо, попросили чужого человека для села, тогда сняли, а на крестах остались зазубрины.

Вслед за этими церквями закрывается Мысовский женский монастырь, с тридцатью из семидесяти пяти монахинями оставшимися к этому времени, три монастырских здания конфисковано и Успенская церковь монастыря отдана под народную школу. На этой же станции была еще одна церковь Платоно-Николаевская, где священники были арестованы, а один из них, Зорин, покончил жизнь самоубийством. Для закрытия привлекли школьников, якобы протестующих против церкви, сняли кресты и колокола, водрузили на храме красный флаг. В Селенгинско-Троицком монастыре в это время Восточно-Сибирский крайздрав совместно с Буркомздравом развернул санаторный лагерь и подписал арендный договор сроком на 10-14 лет.

Миссионерские церкви по Бурятии закрывались в это же вре­мя, без проведения особых заседаний комиссий и обследования зданий. Тункинские двенадцать православных церквей указали количество верующих в 1923 году: в Мондах-114 чел., в Туране-9, в Шим-ках-501, в Тунке 1538, в Гужире 298 и т.д., но несмотря на указанное количество верующих эти церкви были закрыты почти одновременно. Таким же образом обошлись с пятью церквями Еравны: Погромнинской, Укырской, Сосновоозерской, Поперечинской и Романов­ской, хотя во всех этих церквях вел богослужения только один священник Литвинцев.

Участь небольших деревянных часовен, расположенных вдоль дорог и трактов, на погостах была попросту предрешена, просто сме­тались с дороги. Так, часовня во имя апостолов Петра и Павла, по­строенная на берегу реки Уды при въезде на улицу Станичная, при­надлежавшая Михайло-Архангельской общине, была снесена без оформления каких-либо документов.

Таким образом, значительная часть православных храмов бы­ла закрыта к 1930 году. Некоторые церкви, их религиозные общины отстаивали свое право на существование в течение нескольких лет. Так обстояло дело с Баргузинской церковью. Сначала был арестован настоятель церкви Бельцов и здание церкви опечатано, на эти дейст­вия властей подала телеграмму-жалобу прихожанка церкви на имя Сталина. Разбирательство шло достаточно долго, сохранились все­возможные объяснения представителей административных органов, что храм закрыт на законных основаниях, что автор телеграммы сгущает краски и никакого произвола нет. Наконец, в 1938 году от­правляется Народным комитетом финансов БМАССР секретный циркуляр председателю Баргузинского исполкома о том, что на территории Баргузинского аймака 8 православных церквей, которые необходимо опечатать. Только в 1939 году выходит Указ Президиу­ма Верховного Совета БМАССР о закрытии Спасопреображенского собора в Баргузине, но протокольные строки собрания, состоявшего­ся при ликвидации храма донесли до наших дней боль за судьбу соборной церкви. Так, жители говорили, что нельзя допустить, чтобы иконы разбрасывались по дворам и оградам, а прихожанин Илья Колмаков утверждал, что Бодон отдал церковь и голоден, Читкан тоже отдал церковь и тоже голоден, мы отдадим церковь и будем голодны.

В 1940 году закрывается последняя православная церковь на территории республики, это Троицкая церковь. Дело в том, что прак­тически все священники этой церкви были арестованы в 1930-1931 годах в связи с контрреволюционной деятельностью, как гласят протоколы допросов. Очевидно, хотели провести громкий процесс о вооруженном выступлении против Советской власти, в котором не­посредственно участвовали священники, а также жительница города Улан-Удэ Мария Дмитриевна Кулакова, неоднократно обращавшая­ся с жалобами к властям, в том числе и к Калинину.

Это вооруженное выступление должно было начаться в 1931 году, как утверждают органы НКВД, предполагалось остановить железнодорожное сообщение от станции Мысовой до станции Верхнеудинск, к восстанию было подготовлено 450 человек, резерв до 1000 человек. В состав руководящего ядра входил церковный староста Спесивцев (19). Насколько это было вероятно, но известно, что восставшие должны были выступить под флагом Михаила Архангела с лозунгами: "Не трогать коммунистов и комсомольцев, не оказы­вающих сопротивления", "Долой Советскую власть", "Все партии легально", "За президента и республику".

В результате обвинений в попытке переворота все священники Троицкой церкви, наряду с другими, были подвергнуты жесточайшим пыткам. Так, дьяконы церкви Мороков Захарий Иокинфович и Зуйков Дмитрий Алексеевич, не выдержав сроков следствия, умерли до суда, а Перфильев Василий Поликарпович был доведен до тихого помешательства, когда следователь рвал на нем бороду, спалил её, колотил его головой об стенку. Настоятель церкви Яковлев Василий Николаевич был посажен в тюрьму со своей женой Верой Иванов­ной.

По Бурятии, таким образом, было достигнуто исполнение дек­рета об отделении церкви от государства. Практически к 1932 году были закрыты православные храмы в городах и селениях, а в тех храмах, которые не были запрещены, фактически не проводились богослужения, в связи с отсутствием священников.

При ликвидации церкви, как религиозной организации, здания храмов передавались в так называемое безвозмездное пользование государству и народу, в протоколах комиссий каждое здание отдавалось под "культурные нужды" населения, некоторые деревянные сооружения перевозились на другое место для строительства, а наиболее ветхие сносились.

По городу Улан-Удэ Одигитриевский собор передан для курсов стройкадров, Спасская церковь взорвана, Михайло-Архангельское подворье Посольского монастыря отдано под трудо­вую школу. Троицкий храм - под склады кинопроката, в ведение городского сада, Свято-Вознесенский храм - под столовую общественного питания служащих кожевенного завода, Иннокентьевская часовня в центре города - в павильон для продажи пива, церкви при тюремном замке - под лазарет красного креста (больница), церковь Нижнеберезовского гарнизона были переданы по ведомствам.

Если понятно, каким образом обошлись со зданиями церквей, то в отношении архива и документации церквей и монастырей государство, на наш взгляд, сделало более нравственный шаг, сохранив все документы, так как благодаря этому акту, мы можем сегодня ознакомиться с историей церкви края. Таким образом, было положено начало формированию государственного архива.

Помимо принятия Декрета об отделении церкви от государст­ва, было принято несколько декретов и законодательных актов, ко­торые повлекли за собой уничтожение традиционно сложившейся системы образования, освящения брака и семьи, рождения и смерти человека. Декрет о земле, принятый на Втором всероссийском съезде Советов (1917), коснулся монастырского и церковного землевладении, так подрывалось экономическое состояние церкви. Было принято постановление о передаче дела воспитания и образования из духовного ведомства в ведение народного комиссариата по просвеще­нию, также в светских школах было запрещено преподавание закона Божия.

Как известно, система образования в дореволюционной России состояла из государственных, церковно-приходских и частных учебных заведений, это постановление разрушило систему церковно-приходского образования. Из ведения церкви убирались вопросы освящения брака и семьи на основании декрета "О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния" (1917). Здесь государство заявляло о своем праве в жизнеустройстве каждого человека, от его рождения и до смерти.